- Отец Николай, когда я вошел в ваш храм и увидел на стене календарь с портретом архимандрита Кирилла (Павлова), вспомнил, как Батюшка, собираясь на отдых, говорил, что едет в Крым. Оказалось, он ездил именно к Вам. Хотелось бы, чтобы Вы поделились своими воспоминаниями, мыслями, связанными с отцом Кириллом, который дорог не только мне, его духовному чаду, но и большинству нашего православного народа.
– Встреча с отцом Кириллом – это особый опыт в жизни человека. Одно дело знать, что есть святые, и совершенно иное – соприкоснуться с ними в реальной жизни. Пусть это будет молитва во время богослужения, или совместная трапеза, или просто разговор, не касающийся высоких богословских тем, которые, как правило, отец Кирилл не поддерживал. Во всех случаях такая встреча провиденциальна и раскрывает таинственные грани бытия, затрагивает глубинные струны человеческой души, помогает раскрыться тому важному, сокровенному, что по какой-то причине находилось в глубине сердца и о существовании чего ты не вполне догадывался. Для меня, как и для многих гостей и прихожан Покровского храма в Нижней Ореанде, присутствие отца Кирилла на богослужении в течение нескольких месяцев в конце лета и осенью, продолжавшееся восемь лет, стало особой эпохой, незаурядным опытом соприкосновения с живой святоотеческой традицией. У многих на моих глазах такие встречи изменили жизнь, заставили посмотреть на старое и привычное как препятствие на пути ко Христу. Святость – это самоценность и самоцель, и когда ты встречаешь святого человека, исполненного тишины и мира, соприкасаешься с ним, многие химеры и предрассудки, владевшие твоим сознанием, имевшие власть над твоим воображением, теряют свою силу. Впервые отец Кирилл пришел с архимандритом Агафодором, тогда наместником Донского монастыря, и тихонько встал в конце храма. На службе было не больше 5–7 человек. Совершая каждение на «Господи воззвах», я пригласил батюшку в алтарь. Я знал, что он отдыхает в соседнем санатории и к нему можно попасть, но вот он пришел сам, и показалось, что ты можешь приступить к нему с накопившимися вопросами на различные темы, что я при первой возможности осуществил. Он доброжелательно взял меня за руку и тихо сказал: «Ты молись, молись. Потом, после службы поговорим». Но чем дальше шло богослужение, тем меньше у меня оставалось вопросов. Отец Кирилл стоял в алтаре и смотрел в окно. У нас в алтарной абсиде есть крестообразное окно, через которое видно небо. Он смотрел совершенно особым взглядом, видящим нечто. И от него исходила удивительная тишина и спокойствие, которое как-то незаметно для меня стало упразднять мои вопросы, совсем недавно казавшиеся очень важными. К концу богослужения они потеряли свою силу, и задавать их мне показалось уже чем-то праздным и ненужным. Самое интересное, что он сам вспомнил о моем желании что-то спросить: «Ну что, вопросы еще мучают?» Мне было стыдно удерживать старца только потому, что хочется с ним еще побыть. Я говорю: «Да нет, вроде как все стало на место». И это было правдой. Все важное и все главное представлялось очевидным. «Ну и слава Богу! Молись, молись. Мы завтра придем». И, как ни странно, в этот момент я понял, что есть то, что касается спасения твоей души, и это главное, а есть бесконечное количество вопросов умственных, рациональных, которые, как бы разумно и актуально ни выглядели, к твоему спасению никакого отношения не имеют. Для меня это был совершенно удивительный урок, который отец Кирилл преподал мне в первую встречу. Не словом, но живым примером – все, что касается спасения, твоих отношений с Богом, твоей бессмертной души, – это важно. Ради этого он готов был остаться и говорить. А если тебе хочется просто общения на абстрактные темы, то это уже праздность. С каждым годом пребывания отца Кирилла в Нижней Ореанде на отдыхе появлялось все больше и больше новых людей, желающих встретиться и поговорить. Как правило, они заходили в алтарь после «Отче наш» и о чем-то спрашивали. Он брал человека за руку и внимательно смотрел вдаль, по всей видимости, молясь о нем. Меня тогда поразила его уникальная память – он восстанавливал ситуацию, о которой ему рассказывали много лет назад, как-то просто и органично, как будто видел ее целиком перед глазами прямо сейчас. Меня еще больше удивляло, что, уточняя те или иные обстоятельства, он непременно спрашивал: «А как ты сам думаешь? Как ты видишь разрешение?» Если речь шла о здоровье, он всегда интересовался, что говорят врачи, и только тогда с материнской любовью и кротостью давал совет, который органически вырастал из понимания и видения вопрошающего и направлял мысли и чувства того, кто нуждался в духовном совете, в церковное русло. Именно тогда я впервые обратил внимание, что Господь наш, когда к Нему обращались, спрашивал о вере человека и что он хочет и только тогда даровал ему исцеление или помощь по его вере, тем самым не нарушая его свободную волю. Отец Кирилл по-святоотечески, руководимый Евангельской любовью, не выходил за пределы реального опыта человека и даже в очевидно добром не настаивал на своей точке зрения. В то время я был большой охотник поспорить, если встречался с ошибочным мнением, что порождало азарт и излишние эмоции. Както раз батюшка тихо сказал: «Не надо спорить. Если человек почему-то не понимает, лучше за него помолись, Господь управит». И с удивлением я признал в скором времени, что такой подход к решению противоречий, запутанных ситуаций куда результативнее любого столкновения. Благодаря отцу Кириллу я осознал, что с каждым, кто к тебе обращается, говорить надо на его языке, не выходя за пределы его понятий и представлений о жизни. И делать это надо всегда с любовью, по возможности смиряясь перед ним. Только тогда появляется надежда быть услышанным. Отец Кирилл был человеком с сильным характером и волей и при этом обладал поистине божественной деликатностью, умел вмещать другого, каким бы тот ни был, в свое любящее сердце. В его характере было чтото очень русское, неохватное, величественное и в то же время глубоко смиренное, подобно русскому небу, под которым всем хорошо, уютно и мирно.
Продолжение следует.